Остарбайтеры («восточные рабочие», ещё их называют остовцами или попросту остами) — это представители гражданского населения оккупированных германской армией областей СССР, занятые на работах в пределах Третьего Рейха. В категорию остов не попадали жители земель, захваченных СССР между 1939 и 1941 годами (Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия, Молдавия и Северная Буковина). Права и даже доступный «продуктовый набор» этой группы людей были строго определены, их положение в социальной лестнице нацистского режима было существенно ниже всех других иностранных рабочих и самих немцев.
Точных цифр нет до сих пор. По документам Нюрнбергских процессов с территории СССР за годы войны было вывезено 4 млн 979 тыс. человек гражданского населения. Оценки числа советских военнопленных, оказавшихся в немецких лагерях на принудительных работах, колеблются от 2 млн до 3,1 млн. Существуют и одномоментные оценки пребывания советских граждан в Германии. Так, в сентябре 1944 из почти 6 млн иностранцев, обслуживавших экономику Германии, 2,4 млн были выходцами из СССР.
Пребывание в плену или в Германии в послевоенный период рассматривалось государством как своего рода предательство. Соответствующая пометка в автобиографических анкетах в лучшем случае закрывала доступ к секретной информации, в худшем — лишала возможности получить образование и устроиться на хорошую работу. Многие бывшие осты рассказывают об оскорблениях в их адрес со стороны односельчан после возвращения домой. Всё это способствовало тому, что до 7 млн советских граждан (то есть до 4% населения!) стали маргинальной группой, вынужденной скрывать своё прошлое. Не следует забывать и о тех, кто сразу по возвращении в СССР был отправлен в лагеря.
Призывы отправиться на работу в Германию стали появляться в оккупированных районах сразу по приходу немецкой армии. Неэффективность подобной пропаганды привела к тому, что с весны 1942 года началcя принудительный угон на работы. Помимо ареста, оккупационные власти зачастую шатажировали людей, угрожая забрать родственников в случае неявки на сборные пункты.
Место проживания напрямую зависело от первоначального распределения на работы. Наиболее распространёнными вариантами были фермы (хозяевам запрещалось жить с остами под одной крышей, так что многие жили в подсобных помещениях) и рабочие лагеря при заводах. Рабочие лагеря строились из однотипных щитовых бараков на несколько десятков человек или под них выделялись подсобные помещения предприятия. Намного хуже были условия жизни в штрафных и концентрационных лагерях.
Сеть лагерей различных типов и подчинения была поистине колоссальной, общее их число оценивается от 30 до 43 тысяч. Самыми распространёнными были рабочие лагеря. Условия жизни в них могли отличаться радикально — очень многое зависело от владельцев предприятия. Другой группой лагерей были различные типы лагерей для военнопленных. Режим в них был заметно жестче, а питание — хуже. Большинство военнопленных и остов прошли через промежуточные пересыльные и распределительные лагеря, где люди жили в среднем не более пары месяцев. Беглецы или нарушители дисциплины могли оказаться в штрафных лагерях. Дном лагерной иерархии были концлагеря и штрафные лагеря.
Ответ на этот вопрос сугубо индивидуален. Людям, работавшим в сельском хозяйстве и не склонным к конфликтам с хозяевами, в целом могли быть гарантированы еда, кров и небольшая зарплата. Несколько тяжелее было положение работников промышленности. Однако в любой ситуации существовала крайне высокая вероятность оказаться в штрафных и концентрационных лагерях, пережить которые удалось немногим. Военнопленные изначально оказывались в худших, чем осты, условиях — им не платили зарплату, а путь из лагеря военнопленных в концлагеря был намного короче. С другой стороны высшим чинам немцы нередко предлагали сотрудничество и (в надежде на него) могли облегчить условия содержания.
После хаоса конца войны и начала «мира» довольно быстро была налажена система передачи советских граждан со всей Германии в зону оккупации СССР. Традиционный путь репатрианта лежал через фильтрационные лагеря НКВД (МГБ), где вместо всех немецких документов ему выдавалась справка о пребывании в Германии. После них можно было либо оказаться на принудительных работах при армии (зарплата выплачивалась на книжку, но не выдавалась), либо быть мобилизованным для продолжения военных действий и агентурной работы, либо оказаться в лагерях ГУЛАГа, либо — спокойно вернуться домой и встать на учёт в местном райкоме.
Неизвестно. Традиционная формула исследовательской литературы — «многие». Как свидетельствуют наши интервью, почти каждый из респондентов либо оказался на работах, либо близко знал кого-то, кого оставляли работать при части или отправляли на восстановление разрушенных заводов, войну с Японией или вовсе в лагеря.
Из-за того, что СССР отказался от репарационных претензий к ГДР в 1954 году, советские граждане фактически не смогли получить компенсаций за бесплатный труд и моральный ущерб в годы войны. Ситуация начала меняться в начале 1990-х, однако и тогда процесс распределения государственных компенсаций был непрозрачен, а суммы — невелики. Вторая волна компенсаций связана с деятельностью фонда «Память. Ответственность. Будущее» и австрийского «Примирение, мир и сотрудничество». В 1993-2005 компенсации были выданы всем, располагавшим соответствующими документами.
Татьяна Игнатьевна Веселовская
Остарбайтер
О немецких кинотеатрах
Снимешь «Ост», купишь билет и идёшь в кино. Я помню, что я ходила в кино, и даже помню где это было, помню, как я покупала билеты. Когда в кино ходили, я была маленькая, и я ещё всё не понимала, это же не детские фильмы я ходила смотреть.
Подробнее
Анна Ивановна Кириленко
Остарбайтер, узница концлагерей
О расстреле стадиона с заключёнными
Ну, прошло часа, наверное, три, как мы отошли от Магдебурга. По левой стороне расположен был большой стадион. Значит, мы зашли сбоку, по лево — футбольное поле. Нас загнали всех в это... Разместились вот прямо по центральному входу. Там везде всё огорожено, и не проволокой, а просто. Спустя, может быть, минут двадцать, начался обстрел целенаправленный из дальнебойной, стадиона.
Подробнее
Лев Глебович Мищенко
Военнопленный, заключенный ГУЛАГа
Последнее воспоминание об отце
Отпевали мать в Богородской церкви, я пришёл туда с бабушкой, и мы стояли недалеко от гроба... Я матери в гробу не видел, а видел дальше неё царские врата, перед которыми гроб был поставлен, и слева от царских врат икону, образ Богоматери, похожий на мать. Вот я это, я до сих пор помню, что я тогда как-то с удивлением увидел, что на маму похожа... И вдруг соседка, стоявшая с нами рядом сказала: «Привели проститься». Я обернулся и увидел, что вошёл отец, одетый в тулуп... и рядом с ним другой человек тоже в тулупе. Это, видимо, был конвоир. Они прошли, ко мне отец не подходил, видимо, ему не разрешили что ли. Он подошёл ближе к гробу, и потом его увели, они оба ушли.
Подробнее
Анна Ивановна Кириленко
Остарбайтер, узница концлагерей
О расстреле заключённых в 1945 году
Мне перед тем, как нас выгнали на расстрел, приснился сон. Вижу шоссейную дорогу, по которой нас гнали. Иду, стоят столбы. От столбов сходит солнце со стороны озера, и падает тень. Так и случилось, как сон предсказал. Шли по дороге, тень упала туда, там эсэсовцы были…
Подробнее
Екатерина Васильевна Крикливец
Остарбайтер, узница концентрационных лагерей
Об отношении к репатриантам
Когда в городе я работала, в типографии я, так там были такие люди, что упрекали, что, вот ты в Германии была, ты, мол, продажная ты такая. Или когда только на вокзал мы приехали с провожатой, нас сгрузила она, передала уже своим, нашим, мы идём, а ещё бабки сидят, семечками торгуют да говорят: «О, видно им было плохо в Германии, вон какие морды и ноги толстющие». А мы ж пораспухали все, пухлые все. Вот, а та, что с нами провожатая, говорит: «Вам бы, – говорит, – такую толщину!»
Подробнее
